Читать книгу Хамиты и симиты. Двуполярный мир. Том 3. Трансформация онлайн
А вот еще один фрагмент из жизни Кадма, рассказанный Геродотом:
«На теперешнем острове Фера, который прежде назвался Каллистой, обитали потомки финикиянина Мемблиара, сына Пойкила. Ведь Кадм, сын Агенора, в поисках Европы высадился на острове, ныне называемом Ферой. Полюбилась ли ему эта земля, или он захотел поступить так по другим причинам, но он оставил на острове несколько финикиян, в том числе одного своего родственника – Мемблиара, сына Пойкила. Восемь человеческих поколений жили финикияне на острове Каллиста, пока Фера не прибыл туда из Лакедемона (видимо, не один, а с отрядом дорийцев – авт.)» [5.54; В: Кадм].
Складывая все имеющиеся фрагменты, получаем мозаичное панно жизни Кадма. Итак, финикийский род Кадм мигрировал на Крит где-то 4,0—3,7 тлн, когда в Ханаане и Северной Сирии свирепствовали засуха и голод. Около 3,7 тлн Кадм принял участие в межобщинной симито-хамитской войне на острове на стороне хамитов. Война длилась недолго, хамиты проиграли и оставили остров; основная часть их переселилась на материковую часть Пеласгии, другая, включая кадмейцев, отправилась в Египет. Отомстить и взять свое: финикийцы всегда считали египетскую Дельту своей вотчиной. В Угарите к ним присоединились касситские и хурритские колесницы; образовалась коалиция, известная нам как гиксосы, точнее, их верхушка, «шемау». Прибыв в Аварис, шемау сформировали XV египетскую династию, одним из правителей которой был Хамуди из рода Кадма.
Есть мнение, что египетские жрецы были очень близки к созданию алфавитного письма; специалисты утверждают, что египтяне обладали, как минимум, фонетическим слоговым письмом со сравнительно небольшим количеством иероглифов. Вот что говорил Ж. Шампольон в письме во французскую Академию надписей и изящной словесности [5.55]:
«Истолкование демотического текста Розеттского камня при помощи сопровождающего его греческого текста позволило мне установить, что египтяне пользовались известным количеством демотических письмен, которым они приписывали способность выражать звуки, для того, чтобы вводить в свои тексты собственные имена и слова, чуждые египетскому языку (иностранного происхождения – авт.)».