Читать книгу Руны огненных птиц онлайн

Это была не односложная танцевальная мелодия, какие Ситрик привык слышать на пирах и танцах. Это был вой ветра и лай охотничьих собак, звук, с которым крылья сокола разрезают воздух, шум моря и гул надвигающейся грозы.

Эгиль трогал смычком струны, тонкие напряжённые пальцы его бегали по конскому волосу, легко находя нужный отзвук. Лицо его было красиво и серьёзно в этот момент. Он слушал себя и мелодию, чуть прикрыв глаза. Тело его покачивалось в такт, и пальцы то сильнее, то легче прижимали струны. Игра Эгиля была прекраснее всех поэтичных слов, что когда-либо доводилось слышать Ситрику. Она вытесняла всё прочее из мира и становилась им. В этом новом мире не было тесно, не было жарко, но было тревожно. Волнение это не было злым или напуганным, оно было трепетным, точно внутри тела все жилы превратились в струны, звенящие в такт.

Забывшись, Ситрик отпил из рога. Эгиль, заметив это, косо улыбнулся и, в последний раз позволив прогреметь грозе над морем, закончил игру.

– Прости, – пробормотал Ситрик.

– Пей, не стесняйся, – произнёс Эгиль. – Лучше мёда не сыщешь во всех мирах.

Ситрик отпил снова. Мёд был сладок и душист, пах луговой пыльцой, а цветом напоминал растопленное золото. И пьянил куда лучше пива.

Тряхнув головой, Эгиль снова заставил тальхарпу петь. И теперь меж струн звенели щиты и мечи, голосили валькирии, насаживая на копья стальное небо. С воинов тёк пот битв, лишая их сил. Жалили стрелы, вонзались в плоть с леденящим душу свистом. И крики. Всюду были крики. От звуков становилось всё страшнее, а в сердце рождалась жестокость. Гул битвы звучал, как скорое предзнаменование неотвратимой смерти.

Ситрик отпил ещё меда. Кажется, он был очень пьян, но не замечал того. Голова оставалась ясной, но он побоялся бы подняться на ноги – в них уж точно правды не было. Перед глазами плыло, и сознание легко проваливалось в музыку Эгиля. А мужчина тем временем начал новую мелодию, и та звучала трепетно, ласково, мягко, как кошачья шёрстка. После пугающего лязга битвы она лелеяла, шептала над ранами, залечивая их. Это был голос девушки, женщины, поющей над колыбелью иль любимым мужем, лежащим головой у неё на коленях. Это был пронзительный клич пастушки, зовущей стадо, и звон колокольчиков на шеях коров. Становилось легко и светло от этого звука цвета молока и утреннего неба. Так звучали голос и песня родного дома…