Читать книгу Сказка русского лица. Икона Богоматери в русской литературе онлайн

Икона Введение во храм Пресвятой Богородицы появляется в романе И. С. Тургенева как часть интерьера – убранства комнаты Глафиры Петровны, наводит на мысли о смысле жизни существа, введенного в храм жизни и отошедшего от него в мир иной с последним целованием и в полном одиночестве: «В спальне возвышалась узкая кровать под пологом из стародавней, весьма добротной полосатой материи; горка полинялых подушек и стеганое жидкое одеяльце лежали на кровати, а у изголовья висел образ Введение во храм Пресвятой Богородицы, тот самый образ, к которому старая девица, умирая одна и всеми забытая, в последний раз приложилась уже хладеющими губами». Но помещенное непосредственно за размышлениями Лаврецкого о Лизе Калитиной описание в сознании читателя невольно соединяется и с этой героиней романа: «Вот, – подумал он, – новое существо только что вступает в жизнь. Славная девушка, что то из нее выйдет. Она и собой хороша. Бледное, свежее лицо, глаза и губы такие серьезные, и взгляд честный и невинный… А впрочем, чего я размечтался. Побежит и она по той же дорожке, по какой все бегают». «По той же дорожке, по которой все бегают», в сознании Лаврецкого, – фальшь, обман, корысть, нечистота душевная, суетность, вечное жеманство, все, что воплощается для него в образе Варвары Павловны, Марьи Дмитриевны, лгуна и сплетника Гедеоновского, светского человека Паншина.

Образ Лизы Калитиной Тургенев изначально рисует как образ русской Марии. «Я помню вас хорошо; у вас уже тогда было такое лицо, которого не забываешь», – говорит ей Лаврецкий. Взволнованный вдохновением Лемма, «он стал думать о ней, и сердце в нем утихло». «Чистая девушка, – проговорил он вполголоса, – чистые звезды». Лемм, объясняя отношения Лизы и Паншина, замечает: «… но она его не любит. Она может любить одно прекрасное, а он не прекрасен, то есть душа его не прекрасна». Детство Лизы Калитиной, ее разговоры с няней кажутся списанными у Тургенева с иконы или картины Детство Марии. «Странно было видеть их вдвоем. Бывало, Агафья, вся в черном, с темным платком на голове, с похудевшим, как воск прозрачным, но все еще прекрасным и выразительным лицом, сидит прямо и вяжет чулок; у ног ее, на маленьком креслице, сидит Лиза и тоже трудится над какой-нибудь работой или, важно поднявши светлые глазки, слушает, что рассказывает ей Агафья; а Агафья рассказывает ей не сказки: мерным и ровным голосом рассказывает она житие Пречистой девы, житие отшельников, угодников божиих, святых мучениц; говорит она Лизе, как жили святые в пустынях, как спасались, голод терпели и нужду, – и царей не боялись, Христа исповедовали; как им птицы корм носили и звери их слушались; как на тех местах, где кровь их падала, цветы вырастали».