Читать книгу Генезис платоновской философии. Второй том, Первая часть онлайн

– не без самосознания, ибо мысли существуют, согласно Пармену (Parmen. p. 132 B. C., только в мыслящем субъекте. Следовательно, в природе Зевса, то есть во вселенной, которая таким образом возвышается до высшего из ставших богов – при этом «природа Зевса» опять-таки является лишь парафразой для самого Зевса – должна обитать «царственная» душа, то есть такая, которая управляет всем телом мира силой запечатлевшей его причины.33 Платон не скрывает, что весь этот вывод, основанный на простой аналогии, не имеет убедительной силы; ведь сама мировая душа уже принадлежит к кругу ставшего бытия, внутри которого уже нет строгой науки, поэтому сами выражения, как, например, обозначение вселенной Зевсом, в конце концов стали приобретать мифическую окраску. Если это принять во внимание, то дальнейшее добавление, что в природе других богов обитают другие прекрасные вещи, насколько это удобно им приписать, отнюдь не является излишним, а скорее в нем можно найти смысл того, что отдельные мировые тела или небесные тела также имеют разумную душу, которая, хотя и относится к мировой душе опять-таки только как производная к первоначальной, все же занимает между ней и человеческими душами положение, подобное тому, которое мировая душа занимает по отношению к ним, так что человеческое познание занимает лишь четвертое место в идее познания.

То, что познание не может существовать без познающего субъекта, мы можем признать верным и для отношений между самими идеями. Хотя идея души, несомненно, ниже идеи познания, должна существовать высшая идея, которая, будучи субъектом, несет в себе их обе, так что вышеупомянутое заблуждение, что идея блага равна идее νους, а не превосходит ее, уже предотвращено. Точно так же, однако, во всем этом рассуждении лежит подтверждение того, что вместе с другими идеями она накладывает свой отпечаток и на внешность; действительно, разделение мира на физическую и психическую стороны, очевидно, основано на отличии низших идей от высших, вплоть до отличия души и движения, и, таким образом, мы в конце концов находим, вследствие несводимости последней к первой, наш phaedon (Thl. I. p. 439), что тело есть лишь низшая потенция в жизни самой души, что мы должны теперь выразить более научно, как несводимость идеи тела к идее души. Для контекста диалога это краткое рассуждение имеет, однако, то глубокое значение, что только через него в непрерывной последовательности достигается теоретическое обоснование практического вопроса, составляющего собственно предмет диалога. Озарение, наслаждение и их соединение – это состояния души, которые во введении не преминули подчеркнуть в дополнение ко всем остальным аспектам последующего исследования. Все этические вопросы в целом являются частью психологии, поскольку человеческая душа является носителем всей конкретной этической жизни. Сама психология, однако, не ведет непосредственно к диалектике, а является опять-таки лишь частью физики, поскольку человеческая душа – это лишь часть мировой души. Поэтому последняя не могла быть здесь опущена, как бы мало диалог ни извлекал из нее непосредственной пользы; это необходимое среднее звено между диалектикой и этикой, однако, было достаточно и для настоящей цели, поэтому более глубокая ложь небесных душ также скрыта лишь в мимолетной аллюзии, понятной только знакомому знатоку платоновского представления. Согласно Платону, этика изначально является лишь частью физики, поэтому в классификации наук в следующем разделе она специально не упоминается. Однако мы узнаем об этом больше из «Республики» и «Тимея». В любом случае, обе дисциплины имеют свою узловую точку в психологии. Однако как таковая она уже проявила себя в «Фаэдо», и поэтому данное обсуждение было необходимо, иными словами, как для того, чтобы «Филеб» стал действительно принципиальным продолжением закрученной там нити, так и для того, чтобы он, несмотря на свое этическое содержание, стал основой не только для «Государства», но и для «Тимея». Нечто подобное, только в обратном порядке, т. е. ведя от этики с помощью физики к диалектике, мы уже применяем и к государственному деятелю, в котором сначала и пока только обнаруживаются диалектические, физические и психологические моменты, значение которых только здесь проясняется. Наконец, однако, это рассуждение образует также непосредственный переход к последующим исследованиям удовольствия, которые не могли быть проведены без рассмотрения отношения души к телу и могли опираться на твердый принцип только в том случае, если все ранее установленное о природе этого отношения и его факторах было хотя бы смутно сведено к одному фокусу.