Читать книгу У каждого свой дождь… онлайн
– Мама, но он же мне в отцы годится! – заламывала руки мать, – Кроме того, от него машинным маслом и пивом так и несет!
– Он не цветы – не нюхай. Зато как за каменной стеной! Нет, не за каменной – за гранитной!
– Я же не в могиле еще – под гранитом лежать!
– Юмористка! – усмехнулась Бабуля. – Вот покину нашу земную юдоль – хоть спокойна за вас буду.
Кто такая Юдоль и почему Бабуля пытается ее покинуть, – Софка тоже не ведала. Её отношение к Бабуле нельзя было назвать несколько затертым словом «уважение». Она относилась к ней с пиететом – глубочайшим уважением и почтительностью, почти с благоговением. Нынешнему поколению никогда не стать такими. Они и наполовину не имеют того, что было заложено в тех, кого буквально стирали с «шестой части суши» (как с легкой руки картографа И.А.Стрельбецкого называли ранее, с 1874 года, Российскую империю). Манеры, осанка, интеллект, культура общения, чувство собственного достоинства, – все это должно закладываться с детства и впитываться с молоком поколений. Приобрести это практически невозможно, тем паче, если вы уже смешаны с другой прослойкой, несколько чужеродной, быть может, более прогрессивной и соответствующей времени, но уже иной. Мама Софки была уже не такой, как Бабуля. Невольно подавляемая ее властностью, она была олицетворением нежного и хрупкого цветка, взращённого в тепличных условиях и покорного чужой воле. Она терялась, сталкиваясь с правдой «новой» жизни, в атмосфере простонародной грубости, непонятных для нее лозунгов и панибратского хамства.
Бабулю же все побаивались, и в большей степени из-за того, что не понимали. И хотя со всеми она была ровной и уважительной, в ней чувствовалась дистанция: как бы незримый круг личного пространства, в который не было хода никому. Дворники кланялись, соседки сторонились, на рынке отвешивали лучшее, а Иван Матвеевич почтительно прикладывался к её изящной руке, стараясь соответствовать столь колоритной, недосягаемой для него по внутренней природе женщине.
Долгое время они жили мирно и достаточно сытно. Иван Матвеевич полностью оправдывал ожидания прозорливой Бабули. Вечерами они вели «светские», по его разумению, беседы, в которых мама категорически отказывалась принимать участие, ссылаясь не мигрень. «Ты тогда музицируй для нас, Наденька», – просил Иван Матвеевич, и мама садилась за рояль и тихо наигрывала волшебные мелодии. Иногда вполголоса пела. У нее был восхитительно бархатистый меццо-сопрано, и Софка буквально замирала при звуках материнского голоса, а Иван Матвеевич и Бабуля замолкали.