Читать книгу Вечный Жид. Том II. Гарем онлайн

—

Жду людей из компании, которая обеспечивает мне Интернет. Давно не видел своих девочек, которыми я любуюсь на одном из порталов. Соскучился сильно по каждой из своих около четырёхста хрюнек, но сильней всего, конечно же, по первым девяти из них – Лауре, Дэле, Ингрид, Кридо, Черри, Валери, Лэви, Патриции и Блаки. Конечно, по Лауре я сильней всего скучаю… Хочу уже побыть с ней. Мечтаю о поцелуях с ней и прочем. Всё равно она должна быть из девяти – первой, кто меня трахнет!.. <3 Надеюсь, что так и получится.

Я придумал им одежду, которую можно надеть – это будут брюки типа таких, которые были когда-то в Топшопе, зауженные – может, они и сейчас есть в этом магазе; сверху будут пиджаки, такого же материала, приталенные; обязательно будет у каждой из них галстук, разных цветов у разной, с разными рисунками: с черепами там, бутылками Колы, прочим, черепашками (обычными); пиджак и брюки будут чёрные, при этом брюки будут до середины икр, а под ними будут носки у каждой из девяти тоже разного цвета – наверное лучше в цвет галстуков – — и красивые чёрные ботинки, немаркие; причёски будут разные, но не слишком длинные волосы чтобы, максимум до талии – может быть на сантиметров даже десять меньше – — можно парики; помада не слишком разная, ближе к красному, но можно и немного розовый и фиолетовый, макияж слабый и обычный, неяркий; ниже пиджака находится рубашка, белая, а под ней – сорочка, такая лёгкая, чуть прозрачная и на пуговках, на трёх; лифчик: у каждой будет разного цвета, эротичный и сверху будет полупрозрачный узор, типа окантовки, а сам лифчик, конечно, непрозрачный, чтобы скрывал очень ценное: сосочки, ореолы и такой груз самих сисей; под штанами будут шортики непрозрачные, прикрывающие попу хорошо, а под шортиками – трусики, которые прикрывают половину попы (можно чуть меньше, но не слишком), цвета шорт и трусиков могут быть разными, но чтобы трусики и лифчик были однотонными и похожими по типажу, непрозрачными.

В первые дни мы будем долго обговаривать с Лаурой наш предстоящий секс, и несколько дней надо будет спать в обнимку. Сзади меня будет спать Блаки – желательно обнимать – — я люблю, когда меня обнимают, даже если мне сильно жарко. Рядом с Лаурой, которую я буду обнимать – и мы, желательно, будем спать лицом друг к другу – — будет спать Лэви, сзади Лауры, получается. А там далее сами разберутся. :) Мы так будем спать несколько дней, когда захотим спать – а потом надо будет попытаться сделать секс. Я буду сверху, а Лаура будет лежать на постели – миссионерская поза – — вокруг нас будут сидеть жёны – всё те же восемь первых девочек, имена которых я назвал – — но уже без пиджаков и брюк, без ботиночек – сидеть будут так, чтобы удобно было видеть, как мы делаем с Лаурой секс. Я буду входить в её влагалище и иногда целовать в губы, иногда я буду трогать грудь руками и лизать соски и ореолы. Кончить я должен позже неё – сначала она будет кончать. Если она не сможет кончить, то надо будет ждать меня, если я смогу кончить – я буду кончать на её живот. Потом мы сотрём это, почти сразу, сухими салфетками, а потом протрём её живот влажными салфетками. Так надо будет повторить секс несколько раз с ней в течение какого-то периода (за день я не хочу кончать более трёх раз, но в крайнем случае – четыре). Потом надо будет переходить к Дэле, второй моей жене. Однако я думаю, что этот первый секс – с Лаурой – — должен состояться после поцелуев: мы должны иногда целоваться с ней, а может быть и с другими восемью девочками. Это надо очень тщательно обсудить, ведь, считай, это – самое важное!

—

– Мне много раз попадались девушки, которых после секса я убивал… – облизываясь, говорит Оливер. – — Одной из них я вбил хорошего такого размера бутылку прямо в пизду, а вторую – в жопу, – — начинает хихикать и смеяться; толкает своего брата, Остина. Остин начинает говорить:

– Да не верьте вы ему… Он пиздит похлеще любой суки, которую я драл! Я знаю все его связи… За ним постоянно со свечкой хожу.

– А ты… – спрашивает Оливер у Итана. – Убивал кого-нибудь?..

– Насиловал. Бабушку одну трахал с друзьями, а потом мы забрали её пенсию… – говорит Итан и смеётся. Нетипичное для Итана поведение обернулось, скорей, в проверку того, кто будет смеяться над этим. Вероятно, Итан хочет понять, как подойти поближе к парням, либо чтобы отговорить их от промыслов в отношении Гарема Давида, либо чтобы быть с ними уже наравне. Итан не может ясно понять обстановку, которая произойдёт из всего этого, поэтому переживает чётко, что его могут убить эти же ребята, если он не снимется в порно, или ещё что ни сделает ради их извращённого удовольствия. Именно поэтому Итан резко применяет юмор, от которого и сам не в восторге, но таким образом он может попасть в точку. Однако если в реальной жизни это могло бы пройти, то в мире вымысла это сыграет злую шутку с Итаном впоследствии, ведь он исчезнет не сразу со страниц романов этого автора.

– Где нам найти этих уродов?.. – говорит Билли.

– А ко мне все бабы клеятся всегда… – говорит упрямо Бенни, хотя разговор нужно заканчивать и продолжать шаг. – Любят меня все они, кто видит.

– Такие они и есть, эти бабы… Им на любого нравится кидаться! – говорит Оливер. – Продолжаем идти… Может, кто и в нас влюбится?! – — начинает гоготать и ударяет ногой Билли по яйцам – тот падает.

—

– Слышишь?.. Кажется, спит. Давно нужно быть на ногах… – говорит последнее расстроенно.

– Что? – просыпается парень. – Кто-то говорит со мной?.. Ничего не понимаю, – — смотрит на часы: показывают около четырёх часов утра; смотрит в окно – достаточно темно. Снова пытается уснуть.

– Ты не понимаешь меня?.. – снова говорит что-то с ним, но говорит спокойно.

– Что, опять?.. – разглядывает комнату; кричит: – Вы пришли раньше убираться, чем нужно!.. Пожалуйста, будьте потише…

– Меня нет в твоей комнате, болван!.. Ребёнок может умереть… Ты меня не понимаешь?.. – снова говорит с ним.

– Какой, к чёрту, ребёнок?.. Пожалуйста, заткнись – мне сегодня нужно будет встать около шести, а потом двигаться на работу – сегодня у меня слишком важный день, чтобы слушать неизвестно чего! – — снова пытается уснуть, но потом вдруг вскакивает и ошарашенно спохватывается: – Чёрт! У меня голоса?..

– Это – система. Понимаешь?.. У тебя множество чипов, которые рассосредоточены по телу. Я говорю с тобой, а ты меня – слышишь. Вуаля – понимаешь?.. – — говорит снова с ним.

– Чёрт, у меня голоса… Надо было не бухать вчера столько. Хотя я достаточно рано пришёл домой, но мне было ужасно плохо от выпитого… – — говорит парень немного расстроившись – слышно разочарование в голосе.

– Слушай, она умрёт, если ты будешь так много себя жалеть!.. Девочка стоит перед решением, кончать с собой или нет. Скоро пойдут поезда. Сегодня в пять. А сейчас – 4:20.

– Да мне плевать! – парень начинает смеяться. – Ты не можешь быть настоящим голосом… Пойду хоть, да почищу зубы.

Идёт в ванную. Начинает чистить зубы. Она ему снова что-то говорит. Он слушает в пол-уха, а на улице начинается сильный ливень.

– Ты хочешь, чтобы я вылез на улицу в такую погоду?.. – с сарказмом заявляет парень.

– Ты будешь бояться немножко замочить себя дождём, останешься дома в уюте, но зато не спасёшь маленькую девочку?.. – с ужасом озвучивает это.

– Ладно, – говорит зло. – Плевать! Я схожу на эту станцию…

Он резко берёт куртку и выходит из дома.

—

– А как ты думаешь, это уже – война?.. – — говорит как-то расстроенно Остин; сам он с автоматом идёт рядом с Оливером, который светит вперёд.

– Не знаю, что это… Но нам суждены большие бабки! Тем более, мне сказали, что можно часть этого Гарема просто уничтожить… – смеётся Оливер. – — Смотри, – даёт в руку Остину фотографию, на которой изображена Библия, а на ней выцарапано: «La Et Nun Ito Rezje Solvo». – Что это может значить?..

– Без понятия, брат. Этот придурок Давид – странный парень. Говорят, что в киберпространстве, которое создали этим искусственным интеллектом, что создала его Фирма, мы с ним стали в какой-то момент друзьями… Потом он начал угрожать, что убьёт нашу с тобой семью. Охуевший парень бля, скажу тебе, братан!.. – говорит пространно и незаинтересованно Остин, будто много раз обмозговывал это ранее.

– Погоди, братуля… Вот бабы у него есть – вот это шик. Некоторые из наших – рядом не стояли. Но что делать, если они побегут на нас и начнут стрелять?.. Мы тоже должны выстрелить. Я хочу убить побольше этих уёбищных сучек… – — говорит Оливер надуманно, будто проверяет, хочет ли он это в реальности осуществить, или всего лишь подразумевает, что так может произойти.

Со смехом в голосе Остин произносит:

– А зачем тогда, брателло, ты говоришь всем, что хочешь трахнуть кого-то из них?.. Меня даже это зацепило. Всю ночь как-то уснуть не мог… Бродил по лагерю, да всякое мерещилось, будто бабы здесь ходят – гонялся за привидениями, но никого так и не нашёл…

– Я всё облазил – здесь никого нет из этих сук, да и любых других – типа дикарей там, знаешь… Поэтому мы и двинулись вперёд. Надо смотреть… По ситуации… Но советую тебе – убивай, если кто из них выпрыгнет на тебя. Потом, когда их будет не слишком много, возьмём несколько, да и будут наши, – — договаривает Оливер, и они начинают оба гоготать.

—

– Знаешь, Давид… Имея такие чувства по отношению к этому миру, к тебе, к нашим девочкам… Хочется реально рыдать каждодневно от несправедливости этих Богов!.. – говорит Рори с некоторым презрением. – Зачем они так с нами?..

– У Богов свои планы, а у Давида вообще Бог один, – говорит Аида и смотрит на Давида прямо. Давид же пьёт из фляжки воду.

– Нам некуда идти… Сколько у нас припасов?.. – спрашивает Рори деловито.

жажда убить

– Будем охотиться… и садить что-нибудь – у нас же есть семена. Из них может выйти толк. Бездонная река обещает нам много воды. Леса дадут нам тепло, – — говорит спокойно Милена. Милена – крайне расчётливая самка, которая ко всему имеет претензии, да такие, чтобы всё получалось отлаженно. Если где-то возникает проблема, Милена сразу же начинает ворчать и злиться, стараясь направить усилия остальных девушек на реализацию решения этой-всякой проблемы.

– Это всё равно что думать о том, как правильно играть в шахматы, а потом тебя просят написать роман… – говорит внезапно Давид.

– Что не так, милый?.. – тут же подхватывает его Рори, подходит к нему и ластится, пытаясь сделать так, чтобы он её обнял; он её обнимает, и они стоят грудью к груди, но Давид будто отвержено как-то смотрит на неё; видимо, потому что хочет сказать это: – Мы вернёмся туда, где и были, да ещё вспомним то, о чём давно забыли, – – после этих слов он обнимает её крепче, а потом они оглядывают девушек, которые находятся рядом, и немного отталкивают друг друга, но потом снова прижимаются друг к другу, будто ещё сильнее. Они это делают, потому что чувствуют – их окружает большая Семья, и об этой Семье нужно заботиться: быть может, предстоит быть не только друг с другом, но и с девушками из Гарема, чтобы спрашивать, интересоваться – быть может, придётся трогать и их так же, обнимать, когда отношения станут прочнее и лучше – — ни Рори, ни Давиду неизвестна точно судьба каждой из девушек – в бумагах можно написать многое о том, кто есть конкретный человек – — но если вдруг бумаги лгут; да и разве можно всё запомнить, что было прочитано. Об этой лжи, которая возможна в бумагах, думает больше Рори, а Давид пытается почувствовать этих девушек – хотя прагматичность Рори не уступает и её чувственности – — и Рори видит ясно, что этим девушкам Давид небезразличен. Они, Рори и Давид, думают, что большая часть девушек пришли с Запада – и они, Рори и Давид, точно не знают культуры этих девушек: если культура у кого-то извращена, то её нужно во что бы то ни стало восстановить на нужный лад. Так думают все первые девять девушек и Давид, а так же некоторые другие девушки – — с другой стороны, действительно, каждая из девушек восхищается Давидом, поэтому они стараются сделать так, чтобы и Давид восхищался ими и каждой в отдельности. Посмотрим, что из этого получится, – думает сам Давид, – хотя действительно восхищается каждой из этих девушек.

– Ты думаешь, что-то может быть хуже того, что с нами вечно происходит?.. – – говорит Аида с укором. Её укор направлен на то, что она постоянно вытаскивает их из дерьма – но раньше их было меньше десяти, а теперь – — больше четырёхста. И это немного злит Аиду, хотя она понимает, что от судьбы никуда не деться: сколько она сопротивлялась чувствам к Давиду, считая, что это чистой воды прагматичность – — но теперь она видит, как Рори и Давид жмутся друг к другу – и сама будто хочет встать между ними, чтобы и Рори, и Давид её немного пообнимали, да приласкали. Но она ещё не хочет это признавать – ведь будет не просто наглостью, лезть к ним, но даже вызовом, ведь Аида играет роль второй самки в Гареме – и поэтому не может делать то, что делает первая самка, хотя иногда дерзости в Аиде хватает на то, чтобы напрыгнуть на Давида – однако Аида это пока лишь иногда прокручивает в голове, желая, чтобы сам Давид ей указал, что нужно это сделать, или нечто подобное. Конечно, Аида – весьма скромна, но и без ласк она считает, что будет странно выглядеть всё… Другие самки, как говорить любит Дарья, не раз уже обращали внимание на то, что Давид и Рори трутся друг о друга, хотя и считают, что это дело целиком должен решать сам Давид. Интересно то, что ни одна девушка не переступила черту агрессии и не накинулась на другую девушку, или даже группу/группы девушек – так и группы девушек не стали и не решали накидываться на одну или так же группу/группы девушек, прочее – — это говорит о слаженности коллектива и чёткого понимания, зачем они здесь все.

– Мы видим карты рубашками вверх – только зачем столу видеть этот рисунок?.. – — говорит очень странно Давид и его глаза для этих девяти девушек становятся полностью белыми, но потом снова становятся такими же, как и были прежде. Каждая из девушек считает, что это была галлюцинация, поэтому ничего не говорит другой, или другим.

– Такие правила, – говорит Лидия и идёт к воде, начинает руководить девочками, как и Саманта, которая руководит другой группой девочек и берёт кого-то из них в лес, чтобы поохотиться.

—

– Позвольте, – говорит спокойно Бенедикт. – — Конечно, может быть и Бог не с Фрэнсисом – если говорить честно, то это не самый хороший человек… Но его семья достаточно богата, чтобы помочь нам уладить абсолютно все дела на Востоке, – – договаривает Бенедикт, будто ставя точку во всём, что он только знает или может знать по мнению кого-то, кто о нём хорошо осведомлён. Бенедикт считает, что деньги Фрэнсиса много дали ему, Бенедикту, ведь хороший доход, возможно, именно от родителей Давида – пропал – — поэтому в этот раз Бенедикт крайне осторожно решает, размышляя основательней и медленней, даже несколько затянуто. Бенедикт уверен, что его кампания быть может и не в самых надёжных руках, если говорить именно о Фрэнсисе: мол, лодочка хлипкая, – — но Бог дал такую ситуацию, а ведь Бенедикт сильно верит в Бога – больше, чем в любого президента, если говорить ясно – — поэтому, хоть лодочка и хлипенькая, но дай Бог, доплывём, – считает свято Бенедикт, хотя его компания при этом остаётся для Бенедикта главней Бога.

– Слушайте, – говорит ужасно-взволнованно Гарисон. – Разве это не тот самый Фрэнсис, который хотел официально создать бордели по всей Европе?..

– Тот самый, – говорит спокойно и хрипло Маршал. – А вы были против?.. – – на лице Маршала проясняется удивление, но несколько наигранное. Маршал давно намеревается создать бордель буквально в каждом городе, если говорить откровенно – и не совсем ясно даже ему самому, то есть Маршалу, что же им в этом движет, однако шаги Маршала как раз-таки направлены на это – Маршал даже считает, что всё ведёт к этому исходу – — если, конечно, его никто не остановит. Он возможно назовёт это мечтами – но порой даже кажется, что в его лексиконе либо нет этого слова, либо он его терпеть не может. Все мечты Маршала рухнули, когда он начал переживать за жизнь… точнее, за своё выживание! Его семья голодала, поэтому Маршалу пришлось работать почти лет с 13-ти – — и он терпеть не мог всякую работу – даже лёгкую – — потому что считал это занятие нигерским, а он был белым для себя – — да, он не чувствовал себя по-настоящему белым, но хотел быть белым – конечно, не по цвету кожи: ему всегда нравился свой цвет кожи и нравится до сей поры – да, он всегда был настоящим чёрным негром – — но он с раннего возраста хотел, чтобы с ним обращались как-то более по-белому что ли… – поэтому с возраста занятия работой он предпринимал такие шаги, чтобы в первую очередь интересовать именно белых, а не нигеров, как он называл почти всех бедных чёрных или, проще сказать, негров. Быть может, он с детства хотел быть окружён любовью девушек, или даже женщин – поэтому решил когда-то, что создавая бордели сможет хоть как-то получить эту любовь. Но он только-только начинает понимать, что это – крайне неудачный ход, ведь Давид целиком и против этого сутенёрства и прочего подобия проституции.

– У него нет на то возможности… Европа – разделена. Когда Фрэнсис будет Единым Правителем, тогда и посмотрим… Но нужно уничтожить этого Давида… Некоторые считают его – реальным Императором, что и означает Единый Правитель, – – говорит потрясённо Гарисон. Гарисона тошнит от всякого рода императризма, потому что это напрямую ведёт к уничтожению коммерческого капитализма, который становится более императорским, или монархическим капитализмом – полной противоположностью всякой коммерции. Поэтому Гарисон жаждет всеобщее уничтожение всякой монархии и даже подобного образа мышления, где приходится приклоняться не просто Богу, а какому-то невообразимо самолюбивому, опять же по мнению Гарисона, одному человечку, который разнёс своё эго во все стороны так, чтобы этим эго любовались всякие, даже которым не нравится это – но их бы насильно заставляли это делать, – отчаянно думает Гарисон. Тем не менее, Гарисон сам по себе не слишком-то и большая личность, чтобы победить самолично императризм – но иногда он об этом будто не знает – — поэтому ему крайне легко становится думать, что императризм так легко победить.

– Это – неважно. Когда он будет в нашей тюрьме, или где-то в канаве с прошибленной головой… Тогда мы увидим его реальную власть. А сейчас… Надо понять, что там… – — говорит Маршал с некоторой ненавистью, однако и с сильнейшей досадой. Маршала беспокоит, что идут дни, а Давид всё ещё может быть жив. Вести приходят не так часто – где-то раз в два-три дня. Последний раз Маршал слышал, как люди его кампании зашли в пещеру, где скрылся Давид и его так называемый Гарем. Маршал злится, потому что ему понравилось несколько девушек, которых он бы хотел передать на попечение в другие гаремы – однако время идёт и с каждым новым днём его досада возрастает ещё сильнее, ведь на места этих девушек могут взять кого-то другого, а Маршал при этом потеряет достаточно денег, чтобы начать мстить и кряхтеть от злости.

– Ах да, Восток… Сразу скажу, что не все с Востока хотят официально начать войну. Где-то мы смогли убедить власть-имеющих, что это будет лишней тратой денег. Однако и европейского правителя они так же не хотят видеть у себя на плакатах и в телевизорах, – говорит несколько участливо, но будто заученно Бенедикт. Заученность Бенедикта говорит о том, что он множество раз это прокручивал в голове, читал об этом, да ещё к тому уже изрядно об этом успел наговориться с другими своими коллегами. – – А главное сейчас то, что оружие наше так же не всем им нравится – — некоторые даже шутят, что мол зачем нам ваше оружие, если вы предлагаете мир – но при этом хитро закупают оружие у наших конкурентов.

– Забавные люди… – говорит Маршал. – — Для них весь мир – это представление одного Бога, который не живёт в трёх ипостасях и который не может родиться… – — начинает курить сигару.

– Тем не менее, этого Давида некоторые из мусульман считают Богом… – вторит ему Бенедикт.

– Какие у них есть соображение, что их Бог родился?.. – обрывает Бенедикта Гарисон.

– Сложно их понять… Общество разделилось… Некоторые говорят, что это – тот же Мухаммед и собрание всех остальных пророков в одном лице, сам Бог, – — говорит с сильнейшим волнением Бенедикт. Бенедикт действительно волнуется данной информации, потому что сам наверняка не знает, Бог ли Давид в действительности… Но вот что наверняка знает Бенедикт – ни один заядлый немец никогда не подогнёт спину перед неким человеком, который называет себя Богом, при этом про этого бого-человека ходят сплетни, что он возник из жидовского рода… Всякий немец, думает Бенедикт, хочет видеть Богом только немца – и немца настоящего, а не всяких клоунов типа белых евреев – — что уже для всякого хорошего, то есть настоящего, немца – смешно.

– Мы ничего об этом не знаем – никаких Богов в жизни мы не видели… – – говорит, закрепляя соображения, Гарисон. Гарисон пытается обратить внимание Бенедикта, что проверить будто Давид – Бог – — никак пока нельзя. Так что же тратить время на это, считает Гарисон.

– Так что там, с Востоком?.. – — молвит навязчиво Маршал. Маршал устал от этих разговоров про Давида, а основная причина этого в том, что Бенедикт и Гарисона совсем не замечают той великолепной персоны, по мнению Маршала, которую и представляет сам этот-таки Маршал. Да, Маршал хочет слышать, что восхваляют его, Маршала, а не какого-то сумасбродного Давида – поэтому Маршал скорее ждёт встречи со своими императорами, которые могли бы его похвалить, так сказать, потрепать за ушком – но ведь к ним нужно отправиться с хорошими новостями. Поэтому Маршал собирает хоть что-то, что может поднять настроение его боссам.

– А знаете, мне кажется, что этот Фрэнк и Давид – наравне два ничтожных существа! – — отзывается Гарисон причавкивая. – Ладно, этот глупый искусственный интеллект с именем Фрэнк, но Давид!.. Это же реальный человек со своими мыслями и головой на плечах!..

– Отрежем, – хохоча произносит Маршал.

– Кто из них ещё ничтожней, – поддакивает Бенедикт. – — Некоторые, что знают об этом, утверждают, что это мы – ненастоящие! А этот Фрэнк!.. Он – настоящий, знаете ли, – — и Бенедикт будто плюётся.

– А как его настоящее имя, этого Фрэнка?.. – спрашивает Маршал.

– Он называет себя Сашей… Александр, знаете ли!.. – отрезает Бенедикт и встаёт, чтобы попрощаться с этими двумя, Гарисоном и Маршалом. После достаточно утомительных рукопожатий-прощаний эти оба удаляются, а Бенедикт начинает разбирать какие-то очень важные бумаги.

—

– И ты хочешь сказать мне, что не понимал этого всего?.. – кричит она, а я бегу за ней, ведь мне просто нужно успеть, чтобы она… Да стой же. – Я понимаю, почему они от тебя отказались… Ты с ними был таким же грубым, как и со мной только что!.. – она кратко вздыхает, а потом добавляет: – Но мне не нравятся твои издёвки!.. Понимаешь?.. – она останавливается и смотрит мне прямо в глаза, так глубоко, что я теряюсь от любви к ней. – Что тебе от меня надо?.. Зачем ты так со мной?! Неужели я лично тебе сделала что-то не то?.. Я не понимаю, – и она идёт дальше, а я пытаюсь её остановить. – — Ещё был шанс, а потом ты выпрыгнул – и всё испортил. Мало им было, так ещё – на-тебе! Что ты хочешь?.. – — кричит она прямо в меня.

– Ты не даёшь мне и слова одного даже сказать! – вырываю я из себя.

– Сказал. А теперь я скажу – мне это всё не нравится! Понимаешь?.. Ты не мог бы всё исправить… – — и ждёт, будто я смогу что-то сделать. – — Эти твои рассказы… То мы здесь, то мы там. Я не могу совладать с собой. Ты описываешь столько силы – у меня нет столько! Я бы тебя взяла и просто разбила об асфальт иначе… И не смотри на меня так. Это ты на меня произвёл такое впечатление…

– Постой, ты всё равно не даёшь мне и слова…

– Хватит! – – кричит Гор. Я и говорившая – её зовут Саманта в этой истории и Блаки в мире Фрэнка – — оказываемся между двумя машинами, которые, как мы видим, хотят нас просто раздавить.

– Я даже не увидела этого! – кричит Саманта резко; Давид и Саманта будто пытаются прыгнуть в сторону друг друга, чтобы защитить…

– Заткнись… Кто ты?.. – говорит сильным голосом Гор. – Зачем ты здесь нужна, я не понимаю! Ты всё время идёшь против меня… – он, Гор, внезапно превращается в меня, и я становлюсь Гором, говоря его же голосом это: – Что в тебе не так, я тебя могу сломать! – тыкаю мизинцем в лоб Саманте, и мы находимся уже под той золотой пирамидой: я играю в шахматы с Самантой, и я в форме Гора.

– Я тебя не обыграю, ты же Бог… – говорит с сильнейшим презрением Саманта. Я, как Гор, читаю её мысли и хожу от неё фигурой.

– Ты сходила… – говорю я, Гор. – Как тебе это?.. – я, Гор, указываю на края пирамиды, где тысячи узоров-фракталов и в каждом из этих узоров бессчётное количество миров, которые могут появиться или никогда не появятся.

– Там тоже играют?.. – говорит она, Саманта.

– Пора прекратить играть… – говорю я, Гор, и хлопаю перед собой в ладони, попадаю почти по ушам Саманты, но она исчезает перед самым ударом; мои ладони ударяются друг о друга, и пирамида начинает ломаться и дребезжать, разваливается под собой и скрывается под плоскостью, которое являлось дном этой пирамиды. Появляется Бастет, говоря с гневом и нервно:

– Опять она?..

– Она почему-то хочет неверно сходить… Однако я никак не могу ей это позволить… – говорю я, Гор.

– Что это было?.. – говорит Саманта, глядя в глаза мне, Давиду. Рядом падает каменная пирамида: начинаются звуки трагедии. Из этой пирамиды выходят десять существ: пятеро с тёмными, ближе к чёрному по цвету, телами и пятеро со светлыми, ближе к белому по цвету, телами, с пятью разными головами – два воронаголовых, мужчина, тёмный, и женщина, светлая; две женщины кошачьеголовых, тёмная и светлая; две женщины волчьеголовых, тёмная и светлая; две женщины овечьеголовых, тёмная и светлая; две женщины козьеголовых, тёмная и светлая. Показывают в сторону Саманты и меня, ворон превращается в сотни птиц, а кошачьеголовые – в несколько десятков львиц, так и другие превращаются в своих животных, но у всех из них крайне острые зубы; крик отовсюду: «Сэт!»

и

– Всё, что есть у меня… Не выживу без тебя. Делай с ними, что хочешь, но меня сделай, чтобы ты рабом моим стал…

– Ладно. Но не убегай далеко, а то подохну без тебя… – говорю я тебе, Диане.

– Если я для тебя – Диана, то мне ты как раб не нужен…

– А как кто ты, когда я тебе как раб нужен?..

– Нету уже такой. Исчезла.

—

Дьявол: Я буду хорошим, лишь бы выжить, – — начинает плакать, а слёзы Его начинают жечь лицо Его, Дьявола, оно начинает чернеть, а потом рассыпается вместе с телом. Появляются крайне яркие крылья ангела, а рядом появляется лестница куда-то вверх. Начинает идти по лестнице, но проходит Вечность, а конца этой лестницы нет. После Его, Дьявола, шага лестница из золотой, как была, превращается в гниющий камень и начинает рассыпаться под ним. «Опять…» – произносит Он, Дьявол опять же, в мыслях, и начинается всё шататься, разрушается – Он падает, Дьявол то есть, а уже почти превратился в нечто немыслимо яркое – но ближе к земле Дьявол становится похожим на Беса и чернеет, сгорает и превращается в пепел. Происходит наисильнейших взрыв, после которого Космос исчезает. Наступает пустота.

—

– Вот это морда!.. – — начинает кричать Оливер всем, кто находится сзади него. Они фонарями утыкаются в большую морду Гора, похожую отчасти на воронью голову; он, Гор, по пояс закопан в землю, а из земли торчит вверх около трёх метров его фигуры, чуть отклонённой немного вбок.

– Прикинь, какой у него хер!.. – визжит Остин и начинает гоготать.

– Так вот, кто ведёт наших героев… – — спокойно говорит Билли. И Билли говорит это с некоторым разочарованием, ведь верит в безликого Аллаха – а тут вдруг Фрэнк заявляет, что Аллах принял лицо… Правда ли это? Билли ничуть не сомневается, что это – полнейшая туфта, в которую верят только идиоты.

– Остановимся здесь, – — заканчивает кричать Оливер и поднимает ладонь к тем, кто сзади него. Эти ребята, которые шли сзади, останавливаются недалеко от морды Гора и начинают кидать в него камни. Другие же добираются до дерева, разламывают на кривые куски и начинают разводить костёр – прямо под мордой этого чудовища. «Сломай ему клюв!» – слышны крики.

Вскоре они сидят, каждая группа, перед кострами своими и что-то рассказывают друг другу, смеются и всячески потешаются. Бенни идёт отлить и делает это прямо на тело Гора, приговаривая: «Надеюсь, этот парень на меня не разозлится…» Это начинает веселить некоторых.

– Давид считает его Аллахом… Правда это хоть, что он так считает?.. – — говорит Билли. Билли проверяет реакции более смуглых – и некоторые из них крайне недовольны тем, что какой-то древнеегипетский Бог Гор может быть назван Аллахом. Конечно, Оливера и других белых – это более просто веселит, но есть среди них группа нацистов, которые всерьёз к этому относятся, поэтому они крайне утвердительно ждут, что произойдёт в следующую минуту – и группа смуглых ребят начинает кидаться в Гора камнями, крича оскорбления.

– Я тоже так слышал… – говорит Остин, не особо обращая внимание на смуглых ребят, которые прямо показывают ненависть к Гору. – Брат, ты что-нибудь об этом знаешь?..

Оливер отвечает:

– Да. Наши информаторы сказали, что он считает, этот Давид, будто Гор надевает особую корону и становится Аллахом – — и вот он надел эту корону в начале Вечности, этот Гор, а снял её – в конце Вечности.

– А что происходит до начала Вечности?.. И что происходит после конца Вечности?.. – кричит Бенни и падает между двумя какими-то телами, которые курят самокрутки.

– Этого никто не знает… Да хули, они – дураки явно! Не знают, чо придумать, поэтому говорят, что подобное могут знать только Боги. Никаких Богов нет!.. – — вскрикивает последнее с какой-то особой жестокостью Оливер. Жестокость Оливера заключается в том, что он сам наверняка не знает, есть ли вообще хоть один Бог – поэтому переживает за свою репутацию в этом. Хотя он всеми силами надеется, что никто и никогда не узнает, есть ли Бог – один он или их несколько – Оливер старается не просто внести это в лепту своих бесед, но даже всеми силами хочет добиться умерщвления Бога, если Он в единственном экземпляре – а если этих Богов несколько, то нужно убить каждого из них, по мнению Оливера.

– А ты видел их – есть хоть одна красивая?.. – — вторит Оливеру Остин, переключаясь на иную тему беседы.

– Полно красивых… – отвечает спокойно Оливер.

– Взял бы хоть одну себе?.. – говорит Остин.

– Да нам позволят разве?.. Вот трахнуть… Это да! Но чтобы никто не узнал! – – говорит как-то нервно Оливер, и внезапно изо рта Гора вылетает множество чёрных летучих мышей; некоторые ребята от страха даже начинают стрелять – парни рассыпаются в сторону; Оливер начинает кричать тем, кто стреляет: «Хватит! Убьёте из нас кого-нибудь! Это всего лишь птицы…» А в этот самый момент Оливер нервничает не от самих выстрелов, а от того, что кто-то им руководит из этих генеральчиков – и это очевидно для умнейших мира сего: Оливер всеми силами скрывает то, что ходит под кем-то – кто-то над ним есть главный – — и Оливер регулярно демонстрирует это всяческим образом – были даже времена, когда Оливер хотел доказать, что Давид – главный – — но Давид влюбился в негритянку, чего Оливер никогда в себе подобного бы не позволил, потому что считает себя не просто белым парнем – он считает себя Высшей Расой, однако не является Этим. Давид произнёс, что является Высшей Расой – Давид и его Гарем – — и никто более! Когда Оливер узнал об этом – он, Оливер, навсегда поссорился с Давидом – — ведь Давид выбрал не всякую белую, а даже негритянок взял в Гарем – чего Оливер не воспринял сначала всерьёз, но когда понял, что Давид не шутит – решил во что бы то ни стало убрать его, то есть Давида.

– Летучие мыши… – говорит Билли и показывает простреленный труп одной из них.

– Плохой знак, брат… – говорит Остин. – Или ты влюбился в кого?.. – но Остин под своим вопросом подразумевает, что это крайняя шутка, ведь знает наверняка, что Оливер никогда не свяжется с бабой белого хача, как выражаются сам Остин и Оливер про Давида.

– Да кого там можно любить-то?! – говорит серьёзно Оливер. – Их ебать даже не хочется!.. – быстро идёт с нервным лицом в сторону ночлежки и пинает землю; весь трясётся.

—

– Так что, он признался в любви к своим девушкам?.. – говорит низким голосом Владимир. – Нечасто видишь такого человека, который может полюбить так много женщин… – как-то отзывчиво до боле говорит Владимир и по-доброму.

– Не захотел из них наложниц делать… Неужели он с каждой хочет создать интим?.. – спрашивает серьёзно Али.

о

проблему с сыном

– Нужно просто хорошо уебать по этим пидарам! – — отзывается неожиданно Димитрий, но чаще его называют всё-таки Жора – особенно, когда он предлагает слишком радикальные методы; и вот сейчас он говорит так обо всём этом: – — Надо переломать им все ноги-руки, этим пидарам из Своры, да и пусть мальчонка живёт себе спокойно – Бог ему позволил иметь столько женщин, так пусть имеет!

– Неизвестно чего там Бог позволил иметь другим… – замечает осторожно Григорий. – – Один в лес пойдёт, а другой – в поле – — так этот в поле заблудится, а тот из леса выйдет и делов! Нужно парню наломать шишек на лбу – иначе не поймёт он жизни обычных людей – — и как тогда Правителем-то называться?..

– Они уже на месте… Но нужно спуститься в катакомбы… Шар с ними, – говорит твёрдо Фёдор Романович. Владимир смотрит в окно и делает ладони пирамидой перед своим лицом.

—

Гарисон и Фрэнсис стоят в коридоре, пока Бенедикт о чём-то разговаривает с Маршалом в своём кабинете. Гарисон очень близко подходит к Фрэнсису, заглядывает как-то хитровато в его глаза и резко отходит на приличное расстояние, говоря так:

– Я вижу, вам так и не терпится насолить этому Давиду… Почему же так?.. – Гарисон таким образом проверяет Фрэнсиса, ведь по сути Гарисон не слишком-то и хорошо Фрэнсиса знает. Гарисон хочет в личной беседе убедиться, что же из себя представляет будущий император Фрэнсис. Опять же это по словам Бенедикта и его поддержки.

– Мы были друзьями, – коротко заявляет Фрэнсис. Конечно, Фрэнсису не очень-то и хочется разговаривать о Давиде, хотя последние несколько месяцев Фрэнсис только о Давиде-то и слышит. Фрэнсиса это несколько вымотало, поэтому он, Фрэнсис, хочет говорить уже не о Давиде, а о чём-нибудь ином, да и вообще с иными людьми: Фрэнсис не считает себя в своём положении, ведь недавно только гулял и пьянствовал, а теперь ему нужно понимать то, как управлять большим государством, к чему он, Фрэнсис, ещё не очень-то и готов, хотя родственникам уже намекают вовсю, что скоро Фрэнсис станет заметной фигурой в мире политики. Однако Фрэнсис будто чувствует свою растерянность и исчезновение… Его будто уже нет здесь даже для самого себя. Тем не менее, ему нужно продолжать пока что жить, поэтому он, Фрэнсис, добивается, чтобы его шаги, то есть шаги Фрэнсиса, смогли привести его к решительному исходу.

– Хорошими…? – протягивает специально Гарисон слово. – Или плохими?..

– Наверное, я был для него плохим другом – как он счёл это. Но он просто не понимает, какую ценность я нёс для него своими действиями… – — говорит Фрэнсис, но Гарисон обрывает его:

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.