Читать книгу Константинополь и Проливы. Борьба Российской империи за столицу Турции, владение Босфором и Дарданеллами в Первой мировой войне. Том II онлайн

В этих словах содержится ключ к пониманию всей дарданелльской операции в этой ее фазе. Дарданелльская операция, давно лелеемая если не всем английским кабинетом, то влиятельной его частью[68], заняла сначала и ввиду сопротивления лорда Китченера и адмирала Фишера, одинаково оценивших как ее военно-техническую трудность, так и трудности военного положения Англии, вообще лишь третье место в списке предположенных на Ближнем Востоке операций. Однако и тогда уже поддерживавшие ее члены кабинета придавали ей, несомненно, огромное самостоятельное значение. Вопрос сводился практически лишь к тому, чтобы усилить флот десантом. В известной степени разрешение этой задачи было облегчено крушением александреттской операции. С этого момента ее сторонники, поддержанные вдобавок встречной инициативой Ллойд Джорджа по вопросу о сербской экспедиции, могли опереться на тот факт, что, как-никак, лорд Китченер нашел «свободные» войска для Александретты, а раз они были свободны для Александретты, то они должны были оказаться свободными и для другой цели – в частности, для того, чтобы оказать «нравственное воздействие» на Грецию и вовлечь ее в операцию, которая отдаст «всю совокупность ее войск в наше распоряжение».

Разговор русского главковерха с генералом Вилльямсом играл во всем этом деле лишь объективно ничтожную роль. Он лишь облегчал английским политикам возможность предпринять всякие, с их точки зрения полезные для Англии, операции в любом месте Османской империи[69].

Центр тяжести всей дарданелльской операции заключался отнюдь не в помощи России. Он заключался в овладении Ближним Востоком Англией независимо от России и, строго говоря, против России или, точнее, против установления ее владычества на Проливах.

Этим объясняется и внезапный перелом в настроении Венизелоса, последовавший непосредственно за признанием им полуофициального предложения Грэя 23/10 января «абсурдным». Уже на следующий день, 24/11 января, он, как мы видели, представил королю меморандум, в котором страстно доказывал, что Греции надлежит немедленно принять участие в войне и не только отказаться ради привлечения к делу Болгарии от противодействия сербским уступкам в Македонии, но и самой добровольно отказаться от Кавалы. Главным соображением в пользу такого неожиданного поворота выставлялось, помимо настоятельной необходимости прийти на помощь Сербии, вдруг почему-то сознанной Венизелосом, возможность получить в Малой Азии компенсации, которые «сделают ее (Грецию) более великой и могущественной, чем самые сангвинические греки могли мечтать за несколько лет до того»[70]. Еще более любопытен был следующий меморандум, представленный им королю 30/17 января, уже после того, как на сделанный в Бухаресте, по желанию Константина, официальный запрос относительно готовности Румынии гарантировать Грецию, в случае несговорчивости Болгарии, от нападения последней, был получен уклончивый ответ. «У меня есть чувство (!), что уступки в Малой Азии, указываемые сэром Э. Грэем, могут, в особенности если мы согласимся на жертвы болгарам, принять такие размеры, что ими территория Греции будет удвоена». По его предположениям, Греции должна была быть предоставлена территория величиною не менее чем в 125 тысяч квадратных километров, с населением в 800 тысяч человек. Именно в связи с этим в меморандуме говорилось о «реализации самых смелых наших национальных идеалов»[71]. Как бы ни оценивать государственные дарования Венизелоса в общем, ясно, что поворот в его взглядах и размах его надежд не могут быть объяснены иначе, как новыми, в его глазах достаточно авторитетными, данными о намерениях английского правительства…