Читать книгу Волк пойдет покупать волка онлайн

Было и такое, что ночевал в сквоту. Там не спалось, дело к утру, возле пяти. Наполнил ванну (текла только холодная), вскрыл чьи-то косметические сумки, вынул два фена, включил, взял по-македонски и плавно опустил в ванну, где лежал сам. Ничего не произошло. Фены запузырили и поплыли, как подводные лодки. Не замкнуло, не выбило пробки, ничего. Слёзы вылезли из глаз и горячими бороздами смывали с лица что-то, какую-то грязь, которую не видно глазу. Отсутствие всего – отсутствие себя, но присутствие себя – присутствие всего. Синие тысячи. Гелевые буквы. Вокзальная желтизна. В ночи, когда нельзя было заснуть – дрог у ростральных колонн, вспоминая, что там жил медведь, внутри колонны, тоже хотел жить, хоть в колонне, хоть в углу, в подвале, на чердаке, спать, спать! Ждал тогда метро (сейчас уж сообразили, что Петербургу нужно кольцо, а тогда нет), чтобы на самом крайнем креслице заснуть на короткое время, поглядеть беспокойные сны бездомного. Девяткино стало моим звенящим нулём, станция стала ловушкой. На ней не было простого перехода к поезду, который идёт обратно. Нужно было выбираться на улицу, снова покупать жетон. Денег у меня не было совсем, даже хоть каких-то монеток. Я шёл, очень желая спать и есть. Рекламы входили и выходили у меня из глаз, головокружение топталось где-то под самой крышкой черепа. Нужно было как-то восстановить силы. В мусорке, возле сувенирного ряда, лежала кружка с нанесённой иконой Ксении Петербуржской. На иконе блестел рыжий сок, какой остаётся в пакете от шаурмы. Торчали у кружки два белые рога, бывшие когда-то ручкой. У человека, сильно придавленного нуждой, мало мыслей, что о нём подумают, но они всё-таки есть. Впрочем, подумают и подумают, оставим людям их мысли. С дороги взял камень, бетонное зубило, вошел в туалет кафе “Число Авогадро” и над раковиной сбил и сточил рога, смыл скользкую жижу с лика, изгнал со дна бычок парламента с помадным кольцом. Туалеты! Одинокие прибежица бездомных! Там наступало краткое облегчение. Что ж, тем стыднее было слышать стук и крик: “Кто там засиделся!”. С этой кружкой можно просить кипятка, его всегда дают. Беспокоил меня не сам по себе голод, не беспокоило меня само по себе бездомье и головокружение, а то, что при этом нельзя было написать чего-нибудь хорошего. Буквы слипаются, мысль темна и ленива, а мысль в поэзии должна уметь летать. В таком состоянии можно сочинить только песню падения. Не помню, как выбрался тогда из Девяткино.