Читать книгу Кант онлайн
J. Г. Шеффнер (1736—1820) был еще одним другом Канта. Однако наиболее известный период жизни Шеффнера относится к более позднему времени. Его патриотическое и либеральное поведение во времена лихолетья в Пруссии, его связи со Штейном, его откровенная, но вежливая дружба с королевой Луизой и ее мужем, когда они укрылись в Кенигсберге, относятся к истории его страны.
Более близким другом Канта был Христиан Якоб Краус (1753—1807), некогда его ученик, впоследствии профессор моральной философии, получивший широкую известность благодаря своим лекциям по политической экономии. Краус, как и Кант, был воспитанником и наставником в доме Кейзерлингов. В последние годы жизни философа среди его друзей было мало таких преданных и самозабвенных, как Краус, который иногда отказывался от приглашения в деревню и проводил каникулы дома, не желая оставлять Канта за одиноким столом. На прогулках он также был частым и желанным спутником Канта, который был высокого мнения (по-видимому, вполне оправданного) о талантах своего младшего. Эта нежная дружба сохранялась до конца жизни Канта.
Из других рыцарей стола профессора Канта достаточно назвать имена. Это Зоммер (1754—1826), священнослужитель в Кенигсберге: В ранние годы он участвовал в тех веселых загородных вечеринках, которые собирались в коттедже лесничего Вобсера в Модиттене, а в более поздние годы стал еженедельным гостем. Были братья Яхман – младший медик, старший – своего рода директор по образованию в Данциге и Кенигсберге; Васянский, пастор Траггеймской церкви в Кенигсберге, друг Канта в последние годы его жизни; и Боровский (1740—1831), сын пономаря в городе, который в конце концов стал архиепископом (единичный случай применения этого титула) в Евангелической церкви. Последние трое особенно дошли до потомков благодаря своим интересным воспоминаниям о философе. Имена Йенша, городского советника и судьи по уголовным делам; Вигилантиуса, другого городского сановника, который посещал лекции Канта, занимая свой официальный пост; Хагена, авторитета в области естественных наук; двух братьев Матерби – старшего купца, младшего врача – сыновей старого друга юности Канта: таковы некоторые из имен, записанных нам Реушем, последним из этой группы. К этому списку можно добавить Кинка, еще одного автора биографических заметок и редактора некоторых лекций Канта. Кант всю жизнь прожил холостяком. Некоторые штрихи в его «Замечаниях о возвышенном и прекрасном» могут навести на мысль, что в ранние годы он не был равнодушен к любовным утехам. Но суровая бедность лишила его возможности предаваться этим мечтам; а когда годы шли и приносили достаток, но не богатство, он, вероятно, почувствовал, что подходящий сезон для брака закончился и прошел. Вероятно, его собственные обстоятельства наложили отпечаток на его сознание, и он уже не раз высказывал свое мнение о контрасте между сроком, который природа предлагает для соединения полов, и временем, установленным для брака условностями и потребностями социальной жизни. И все же даже в зрелые годы, согласно более или менее обоснованным сплетням, он был героем двух неоформившихся и обрывочных любовных интрижек. Симпатичная молодая вдова с мягкими манерами так тронула сердце философа, что он начал сводить свои счета, чтобы понять, сможет ли он позволить себе такую роскошь, как жена. Но прежде чем его расчеты были завершены, а планы определены, будущая невеста покинула Кенигсберг и нашла более быстрого претендента на свою руку где-то в прусском Оберланде (на юге). В другой раз, если верить этим досужим россказням, повторилась та же история, только на этот раз героиня стала очаровательной спутницей вестфальской дамы, приехавшей в Кенигс-берг. И здесь Аманда уезжает домой до того, как скрупулезная предусмотрительность Канта позволит ему сделать свой выбор. Более достоверным является рассказ простодушного пастора города, чье сострадание к одинокому состоянию Канта побудило его напечатать диалог, увещевающий о браке как о долге и благословении. Семидесятилетний пастор сдержанно улыбнулся глупому другу, оплатил расходы на печать диалога «Рафаэль и Тобиас» и распекал шута за столом. Но ему было неприятно слышать намеки или замечания по поводу своего безбрачия.