Читать книгу Повесть о чтении онлайн
Случались и другие, бескровные, способы возникновения пищи… То из больничной кухни перепадали нам какие-то остатки. То продали мои лыжи директору мясокомбината за 100 рублей и купили на эти деньги два литра кислого молока. То бабушкина пациентка, которой она вылечила нагноившийся порез, принесла маленький мешочек муки. То мама, ездившая в командировку в Ростов, привезла кулёчек манки и комочек маргарина. И стакан мёда, обёрнутый пергаментной бумажкой. А в школе ежедневно кормят какой-то баландой с обрывками капусты и тоже с чем-то, похожим на отруби. Жить можно!
Зато что мне сегодня досталось в библиотеке!.. Вот что важно! вот что окрашивало эти пятнадцать ремонтненских месяцев разнообразными впечатлениями, делало осмысленной мою жизнь, смягчало, заслоняло все бытовые и психологические неприятности – библиотека. Между прочим, только сегодня я могу правильно оценить её роль в ремонтненском существовании. Тогда всё нанизывалось на нитку будней по мере поступления, в чисто хронологическом порядке: утренняя суета сборов, торопливая, длинная дорога в школу. По большей части бесцветные уроки, перемежающиеся незначительными соприкосновениями с одноклассниками.
Друзья как-то не заводились. Это я тоже понимаю только теперь, когда вкусила сполна настоящих дружеских отношений. Тогда же довольствовалась поверхностным общением с большинством девочек и полным взаимным отторжением с мальчишками. и тем, что мне казалось дружбой с Любой Казыкиной. Которая единственная в классе жила рядом с «Больничным городком», и мне было с ней по пути домой, а ей было удобно приковылять к нам, чтобы списать у меня домашнее задание. А может, соединяло нас ещё то, что Люба «ковыляла». У неё была «конская стопа» (неправильное развитие ступни). Это определяло её какое-то безусловно второсортное место среди сверстников. И даже в собственной семье, где у неё имелись две старших сестры и младший брат, здоровые и полезные в хозяйстве.
Но ведь и я тоже была с изъяном. Причём более серьёзным. Не зря же на завелось у меня ни в третьем, ни в четвёртом классе подруг. Я даже ни одного имени-фамилии с достоверностью назвать не могу. Еля… Ливерко? Лида… Губина? Надя… Решетникова? Ни с какой внешностью не ассоциируется. Никаких разговоров… Эпизодов… Только презрительное клеймо в мой адрес «паньска дивчина»… И дразнилка: «А мне мама гаварила, чтоб на „г“ я гаварила». Неужели моё более твёрдое «г» и некоторые городские привычки должны были так сильно раздражать, задевать? Но ведь и три года спустя в Москве одноклассницы за моей спиной, а то и в глаза хихикали. Теперь уже над излишне мягким для московского слуха «г».