Читать книгу Горько-сладкий эрос онлайн
- ποθεῖ μέν, ἐχθαίρει δέ, βούλεται δ᾽ ἔχειν.
- Желает, ненавидит,
- хочет все ж иметь[5].
В Эсхиловом «Агамемноне» описывается, как Менелай бродит по дворцу после того, как Елена оставила его. Кажется, в комнатах осталась ее тень; войдя в опочивальню, он восклицает: «И ложе, увы, сирое!» (411). Нет сомнения, он испытывает желание (pothos, 414), однако пустоту начинает заполнять ненависть (echthetai):
- πόθῳ δ᾽ ὑπερποντίας
- φάσμα δόξει δόμων ἀνάσσειν·
- εὐμόρφων δὲ κολοσσῶν
- ἔχθεται χάρις ἀνδρί,
- ὀμμάτων δ᾽ ἐν ἀχηνίαις
- ἔρρει πᾶς Ἀφροδίτα.
- Не ее ль
- Все царит в сих чертогах призрак?
- Изваяний прекрасных
- Ненавистно прельщенье:
- Алчут очи живой красы!
- Где ты, где, Афродита?[6]
Любовь и ненависть снабжают темами и эллинистическую эпиграмму. Типичен призыв Никарха к возлюбленной:
- Εἴ με φιλεῖς, μισεῖς με· καὶ εἰ μισεῖς, σὺ φιλεῖς με·
- εἰ δέ με μὴ μισεῖς, φίλτατε, μή με φίλει.
- Если ты любишь меня, ненавидь, ненавидя, ты любишь.
- Коль отвращения нет, милая, нет и любви.
Должно быть, в самой изысканной, дистиллированной форме это клише подано у Катулла:
- Odi et amo. quare id faciam, fortasse requiris.
- nescio, sed fieri sentio et excrucior.
- Ненависть – и любовь. Как можно их чувствовать вместе?
- Как – не знаю, а сам крестную муку терплю[7].
Порой поэты греческой лирической традиции осмысливают состояние эротической любви до такой степени концептуально, однако в общем и целом Сапфо и ее последователи предпочитают концепциям физиологические образы. Момент, когда душа, объятая желанием, разделяется надвое, представлен как дилемма тела и рассудка. Сапфо, как мы уже увидели, ощутила на языке «горечь и сладость» момента. В более поздних стихотворениях такая двойственность вкуса превращается в «горький мед» (Anth. Pal., XII, 81), «сладкую рану» (Anth. Pal., XII, 126) и «эрос сладких слез» (Anth. Pal., XII, 167). В стихотворении Анакреонта Эрот сбивает влюбленного с ног, обдав сперва жаром, а потом холодом:
- μεγάλῳ δηὖτέ μ’ Ἔρως ἔκοψεν ὥστε χαλκεύς
- πελέκει, χειμερίῃ δ᾽ ἔλουσεν χαράδρῃ.
- Как кузнец молотом, вновь Эрот по мне ударил,
- А потом бросил меня он в ледяную воду[8].
– тогда как Софокл сравнивает это со льдинкой, тающей в теплых ладонях (Radt, fr. 149)[9]. Более поздние авторы смешивали ощущения жара и холода с метафорой вкуса; так получился «сладкий огонь» (Anth. Pal., ХII, 63), влюбленные, «обожженные медом» (Anth. Pal., XII, 216), стрелы Эрота «закалены в меду» (Anac., 27E). Поэт Ивик помещает эротический парадокс в дихотомию «мокрое-сухое» – «сверкающий молнией ветер фракийский» желания несет ему не дождь, а «жгучее безумие»[10] (PMG, 286, 8–11). Возможно, эти тропы отчасти основаны на античных представлениях о психологии и физиологии, связывавших приятные, желанные или положительные действия с ощущением жара, жидкости и таяния, а неприятные или ненавистные – с холодом, сухостью и застыванием.