Читать книгу Основы истории философии. Том 4 – Немецкая философия после смерти Гегеля онлайн

9 Согласно Баадеру, третьей и последней частью системы является этика. Иногда он также говорит, что антропология является третьей частью по отношению к теологии и физиологии. Как тяжела только материя, удаленная из своего центра, так и для человека, лишенного моральной цели, она предстает как бремя, т. е. как закон. Вот почему кантовская мораль с ее манящим стремлением к заведомо недостижимой цели на самом деле является моралью для дьявола. Истинная, то есть религиозная, а значит, христианская этика знает, что тот, кто дает закон, исполняет его и в нас, так что из бремени он превращается в удовольствие и перестает быть законом. Поэтому ее центр – примирение, которое не только лингвистически связано с Сыном. Любая мораль без спасения безнадежна; падший человек не способен к самоинтеграции; наследственная вина, змеиное семя в нем, мешает ему это сделать. Однако в то же время в нем сохраняется идея, женское семя, то есть возможность искупления. Эта возможность реализуется в том, что Бог ставит себя на один уровень с падшим человеком, и теперь образ Божий, который отступил перед образом сатаны, вновь пробуждается в зачатии Иисуса через Деву, супругу Бога, так что в ее Сыне человек предстает таким, каким он должен быть, моральный закон становится человеком, который, конечно же, не закон, а воплощение. Подобно наследственной вине, наследственная благодать распространяется сама по себе; можно сказать, per infectionem vitae. Молитва и особенно причастие, через которое человек, который есть только то, что он ест, проедает себе путь на небо, – это средства, с помощью которых устанавливается связь с Христом, что в одном случае приводит к блаженству, а в другом – к отвращению к благодати, напоминающему гидрофобию. После того как Спаситель, победивший искушение, убил зло в центре и сокрушил голову змея, оно должно быть последовательно убито на всей периферии, что происходит благодаря постоянной модификации эго, в которой человек сотрудничает в деле своего спасения, не являясь ни исключительно активным, как хотели бы кантианцы, ни абсолютно бездеятельным, как учит Лукер: добро не постигается без сердечной боли, и это не просто страдание. С постижением спасения отменяется всякий распад, а значит, даются также неразрывность и бессмертие. Залог бессмертия – в его незаменимости, в том, что каждый индивид завершает человеческий род до полноты; залог вечного блаженства – в бессмертии того же самого, где искушение устранено. Затем происходит разделение рая и ада, в обоих из которых обитает Бог, только там обитают духи-сотрудники, а здесь – мятежные. Восстановление всего сущего в том смысле, что все, даже хулители Святого Духа, должны быть однажды прощены, Баадер объявляет сентиментальной, нехристианской доктриной. Однако «ex infernis nulla redemtio» не означает, что «уплата последнего гроша» превращается в «очищение через озеро», согласно которому, разумеется, в Царстве Божьем можно достичь лишь самого низкого уровня. – Все положения, касающиеся судьбы человека в той мере, в какой он является членом большого сообщества, были извлечены из собственных сочинений Баадера и собраны Фр. Гофманом в «Grundzüge der Societätsphilosophie von Franz Baader», Würzburg 1817 г. Основное положение состоит в том, что без общинного подчинения нет союза, и поэтому всякий разлад вызывает возмущение. Поэтому связь между правителями и управляемыми, не имеющая религиозного характера, немыслима, и ложной догме etat athee должна быть противопоставлена правильная догма etat chretien. Опыт учит, что не атеистическое государство, а атеистическое государство заставляет исчезнуть терпимость. С христианским характером государства исчезает и неравенство членов, необходимое для всякого истинного единства. Христианство, само по себе являющееся мировой конфессией, борется везде, где идет борьба с гильдиями и корпорациями. Нечестивая практика во Франции и еще более нечестивая теория в Германии перевернули все отношения с ног на голову, заменив единственного суверена, Бога, суверенитетом князя или народа, и уничтожив единственную защиту от деспотизма правителя (будь он один или масса), государства или корпорации: подвижное – деньги – стало неподвижным в руках немногих; аргирократия превратила камергеров в камергеров, а крестьянина, который должен быть привязан не к земле, а к земле по владению, – в эмигранта. Вместо теории, согласно которой государство – это договор с предыдущим или последующим поколением, его рассматривают, вместе с Руссо, как договор между индивидами только одного поколения, и считают, что нация имеет конституцию только тогда, когда каждый может положить ее в свой карман. В наш век суррогатов предчувствие истинного привело к появлению вместо корпоративной организации ее карикатурного суррогата – представительных палат. Так оно и есть, а поскольку non progredi est regredi, то необходимо инициировать новые формы. Свободные ассоциации должны вновь породить esprit de corps; а поскольку крепостные, представленные своим наследственным господином, заменены пролетариями, речь идет о том, чтобы они не были представлены депутатами, а были защищены адвокатурой, что было бы достойной функцией священника, который таким образом лучше всего противостоял бы ненависти к священникам, которая для большинства является ненавистью к религии. Прежде всего, необходимо отказаться от заблуждения, что все должно делать правительство. Вместо многовластия желательно придерживаться некоторых жизненно важных истин: что собственность – это должность, что управлять – это долг, а быть управляемым – право, что подчинение только человеческой (особенно собственной) власти – это отсутствие свободы и так далее. Порядок форм правления среди еврейского народа – теократия, судьи, цари – также соответствует порядку возникших теорий правления. Они ведут себя как любовь, закон и власть. Кстати, государство, в котором нация выступает как изолированное образование (партия) в оппозиции к другим изолированным образованиям, – это временный институт, который существует лишь до тех пор, пока идея не проникает в каждого. Иначе обстоит дело с (католической) религиозной общиной, церковью, которая выходит за рамки национальностей и потому универсальна. По аналогии со своей теорией государства Баадер всегда указывает на то, что там, где держатся за устаревшие вещи, нельзя следовать старым добрым временам, привязанным к живому. Противоположностью стагнации является революция, в чем Баадер видит рационализм и религиозный либерализм. Для него это почти совпадает с протестантизмом. Поскольку церковь не восприняла появление протестантизма как толчок к новой эволюции, как это было с любой другой ересью, и не стремилась ответить на проблемы, поставленные эпохой Реформации (отношения между церковью и государственной властью, отношения между верой и знанием), она лишь затянула перемены, которые должны были осуществиться. Протестантизм, кстати, ставший в своей первоначальной форме не inter vivos, а распавшимся на пиетизм и нигилизм, достиг еще меньшего; и он виноват в том, что вместо единства Писания, традиции и науки (tret faciunt collegium) возникла односторонность, которую хотят увековечить те, кто говорит о петровском, паулинском и иоганнинском христианстве. Поэтому нет ничего более необходимого, чем дружба со спекуляцией. Отлучение разумного, что советуют сервилисты, было бы встречено отлучением от разума. Католик должен прежде всего развеять заблуждение протестантов, что они являются единственными обладателями науки. Для этого он должен доказать, что ненаучный и иррациональный рационализм – продукт протестантизма. Затем он должен создать подлинно научное богословие, которое в то же время является подлинным естествознанием, чтобы исчезла ошибка, будто сегодняшняя физика, одержимая настоящей идеофобией, является единственно рациональной. В противовес чуждой, слепо верующей партии, которая ничего не хочет знать о религиозных вопросах, но платит другим, чтобы они знали за нее, в противовес столь же чуждому, антирелигиозному естествознанию, настало время восстать старой немецкой науке, у которой был свой герой в Philosophus teutonicue, на которого и должна ориентироваться современная задача.