Читать книгу Основы истории философии. Том 4 – Немецкая философия после смерти Гегеля онлайн

§326.

1. Как после изложения учений Гербарта и Шопенгауэра можно было бы воздержаться от выделения отдельных противоположностей, поскольку это было бы простым повторением того, что сказано в §41 моей большой работы, так же обстоит дело со сравнением Баадера и Окена и с тем же §44, 19, о котором говорилось там же. Даже там, где они сходятся до слова, диаметральная противоположность остается; и если Баадер превозносит тот факт, что, согласно Окену, человек – это железо, которое имеет для своего магнита то, на что направлено его внимание, то Окен увидел бы в том смысле, в котором это понимает Баадер, собственное искажение, точно так же, как увидел бы его Баадер, если бы Карл Фогт, например, хотел сказать, что он полностью согласен с Баадером в том, что человек есть то, что он ест. Это противопоставление можно сформулировать таким образом, что, согласно Окену, вся философия превращается в натурфилософию, а согласно Баадеру – в религиозную философию. Однако именно по этой причине, если бы философия стремилась не быть одновременно и тем и другим повсюду, как у Баадера, а быть одной в одной части системы и другой в другой, ей следовало бы учиться там у Окена, а здесь у Баадера. Последнее, однако, было указано (§296, 3) как задача новейшей философии; поэтому они значительно приблизили ее к решению. Возможно, даже больше, чем если бы они были менее односторонними.

2. Если, однако, мы сейчас упустим из виду развитие моментов, связанных в Канте, то противостояние Рейнгольда и его противников, оба из которых считали себя истинными преемниками Канта, впервые выявило оппозицию внутри самой критики, которая разделяла восемнадцатый век до Канта; и там, где она вновь примиряется (Фихте и Шеллингом), это дает более прочный сплав, чем мог дать сам Кант. То, что философия должна быть идеал-реализмом, несомненно. Во-вторых, контраст между учением о науке и системой тождества показал, что объединение пантеизма и индивидуализма, как это пытался сделать Кант, было далеко не полным решением второй задачи новейшей философии, но что важно подняться над семнадцатым и восемнадцатым веками, создав учение, делающее возможным конкретный монотеизм и такое представление о государстве, в котором ни отдельный человек не приносится в жертву целому, ни наоборот. Шеллинг попытался сделать это вместе со своими друзьями в своей работе «Freibeitslebre». Но теперь, в-третьих, когда стороны, соединяющиеся в нити его личности, которые в нем породили сначала античного философа, боготворившего природу и государство, а затем средневекового философа, погруженного в Бога, проявились рядом друг с другом в наиболее выраженной форме в Баадере и Окене, наступило время, когда может найти свое решение и третья задача, а именно: создание системы, в которой (личность не приносится в жертву целому, а целое приносится в жертву личности: создать систему, в которой (не отказываясь от двух только что упомянутых завоеваний) античность и средневековье окажутся на службе XIX века, космософия и теософия станут моментами антропософской философии.