Читать книгу Феномен всемедиа. Генезис, проблемы, участники онлайн

Дело в том, что Протагору, как нам кажется, впервые в истории удалось разглядеть человеческое само по себе, которое станет вскоре базовым эталоном познания мира. По сути, была сконструирована узкоформатная рамка-прицел, через которую стало удобно постигать явления и процессы. До Протагора было неудобно, поскольку человек как феномен был растворен в общем континууме мироздания наравне с другими вещами, не имея твердой точки опоры, чтобы преодолеть антропо-космический изоморфизм и перепрыгнуть из Мифоса в Логос3. Бывший носильщик хвороста одной изысканной фразой как бритвой обрезал все лишнее, что так долго мешало пропустить мир сквозь игольные уши деликатного разума – хаотичную метаморфичность материи, позорно-промискуитетный бэкграунд сонмов богов, утомительные оргиастические культы, не ведущие ни к чему. И вот после сделанной фокусировки вдруг темный пугающий мир осветился ярким светом понимания истинного положения вещей. Всё оказалось значительно проще в рассортированном согласно предложенной мере универсуме. Был сброшен за ненадобностью громоздкий мифо-поэтический балласт застрявшего in illo tempore4 человечества, на горизонте замаячил образ цивилизованности. Несомненно, протагоровский пафос потряс основания античного общества, которое вступило в череду кризисов, приведших к рождению новой – христианской – эпохи, мерой которой стал уже богочеловек, рассуждавший о далеких прекрасных перспективах для совершенных, а значит о прогрессе и движении времени, из змеи превратившемся в стрелу. Всё, что не касалось человека и богочеловека, оперативно и без терзаний вынесли за условные гносеологические кулисы.

Необходимость протагоровской рамки снова возникает после того, как через полтора тысячелетия образовалась проблема уже христианской спутанности и перегруженности смыслов, помноженных на теоретический холизм и практический магизм эклектичного Возрождения. На Западе католицизм к XV–XVI вв. представлял собой рутинизированный mix из весьма витиеватых догматических формулировок и роскошествующей богослужебной практики, ясное понимание которых было затруднено, в том числе, омертвелой латынью и вызывало справедливое возмущение масс и адекватной интеллектуальной элиты. Собственно, протестантизм совместно с наукой нарождавшегося модерна вновь осуществили процедуру аудита-очищения мировосприятия человека от громоздких напластований «непогрешимых» квазиметафизических идей и фарисейской доктринальности по методу Протагора, значительно усовершенствовав его апотропейно-катарсический аппарат. «Рабочим инструментом», освободившим менталитет европейцев указанного периода от производственного ступора и эвристической пробуксовки стал отрезок – геометрическая фигура, которую можно считать парадигмальным символом Нового времени5, введенным в обращение Галилеем. У Галилея впервые приоритетно рассматривается движение от точки к точке, от мгновения к мгновению, и именно этот дифференциалистский подход, бывший немыслимым, к примеру, в эпоху схоластики или в античные, и, тем более, в первобытные времена, во всем, как отмечает А. Дугин, выделяет отрезок как промежуточное пространство, ограниченное с обеих сторон6. «Во всём» – это означает, что техническая процедура расчленения (отреза) теперь тотально применяется в религиозной, политической, научной, социокультурной и прочих сферах жизни. Это важно, особенно если учитывать знаково-символическую подоплеку сферичности как метафоры цельности и холистской замкнутости, исповедуемые прежде в традиционных обществах. Науки теперь специализировались, общество секуляризировалось, тенденции дробления проникли в область взаимоотношений Ватикана и вышедших из-под его юрисдикции территорий, поддержавших Лютера и Кальвина, капитализм обособляется от феодализма, Небо от земли и даже Бог выносится за скобки при обсуждении узкопрагматических тем в рамках торжествующего деизма. Особым устройством, стимулирующим всё возрастающие тенденции к обособлению вещей друг от друга, стала периодическая печать. Детище, произведенное на свет Иоанном Гуттенбергом в конце XV столетия, ко времени Декарта уже играло существенную роль в формировании рационалистического субъекта-индивида, творящего в режиме «знаю как» прозрачный для любопытствующего ума механистический дискурс. В этой связи очень соблазнительной выглядит задача выявления и переоценки медиальных качеств печати как института, до неузнаваемости трансформировавшего парадигму повседневности. В данной статье будет сделана попытка философско-культурологического пересмотра таких устойчивых с виду понятий, как медиа, медиация, медиальный с целью восстановления присущих им изначально смыслов.